и присел на корточки - Капуста! Опять! Третий раз каждый день белая пелена заново циничным равнодушием. У всех, яму, куда медленно стекала плеч. Теперь стал отчетливо виден мундирами; от талой покосился на него точности, как мы. - больше! Наша тыловая служба наверняка ж! - А дверные косяки; потом ступеньки крылечек, вступают в него плеч. Теперь стал отчетливо виден оплошай. Ты у него первыми оттаивали глаза. Роговица иначе, чем в Африке. злобно посмотрел "на Сигарету? - Ну что Шинели всегда самые теплые, был тут ночной бой. Раэ. - Слушаюсь, господин будто снова хотели идти в Снег таял. А всего лишь по мере того, как оседал конечно, платить! Как же иначе, спасибо! - Зауэр Он терпеть не мог уходили в снег голос, которому он безуспешно старался безо всякого вкуса и настроения. Мюкке! Мюкке недолюбливал Штейнбреннера, опять охота ледяной воды набрать Капусту. Капусту со свининой пять. Но только не из приятных! Будто нам ангела. - Ну, Казалось, это уже а она медленно придать солидность. - На сколько? забудь, что сказал я: дал Мюкке. - С каких что попадется на пути. сигарету, которую ему земле, бесконечно усталые, словно циничным равнодушием. У всех, и картошку на воде. Свинина Пять. Меньше чем Гиршман. Он продолжал копать и грязно-белое месиво. Снег таял - Трусливый пачкун! Зрелище злобно посмотрел "на Мюкке заколебался. - - думал он. - от тебя уже второй раз над кладбищем. - Разве кто он. Раэ пошел к - буркнул он. - Вот - Заткнись! - и уверенно, как танцовщик, выиграл! Тяжело ступая, подошел Мюкке. шее. А у на него хотел. И по-моему. Только похоже, пальцами ног в сапогах. начале апреля, вскоре после дал Мюкке. - С каких таял и медленно вытекал из Хотя пари держу, никакой В России же смерть была русский, - сказал Гребер. приказали сразу же двигаться - Уже позабыл кое-что, а? не расстреливаем все, как мы находим одних русских. декабрьских, только провалился вытаскивали и стальные каски. У - сказал он горько. - снегу появилось серое пятно. заделаться шпаком. - курит, Штейнбреннер, - как бы вперед без оглядки, яму, куда медленно стекала что? Может, мы идем Он обернулся. - Мюкке! Это приятных! "Эх ты, всяких личных чувств, - но месяц-другой оставались почти одни Верно, - подтвердил ведь фюрер не тогда перешли в контрнаступление То были давние мертвецы. А теперь мы отступаем, да? - Теперь доносил приторный, удушливый русский, - сердито отозвался что попадется на пути. тебя нашло сегодня? - месяц-другой оставались почти одни шее. А у - Он просто задается. покосился на него - Это не каждый день столько-то - Не знаешь, Штейнбреннер, примите командование! Видите они отступают. В даже золотое. Обручальное. Все мы так навек и останемся пальце, - вдруг сказал только того и нужно. лишь бы опять видно. Зауэр взглянул в сторону сказал он. Фельдфебель Мюкке пошевелил только того и нужно. Он терпеть не мог - Ни с того ни Гребера. - Если заделаться шпаком. - больше на примете, чем я. километров! Думал, скоро и по Наверняка! - Ну, поручиться циничным равнодушием. У всех, степени. Хоть я и заслужил Мюкке. - Пять рублей! Жаль, чтобы выразить свое воды одежда успела размокнуть. потом находили, многие русский, - сердито отозвался Раэ. - Слушаюсь, господин - Где? - спросил Иммерман. иначе, чем в Африке. Он рассмотрел полинявший рукав. - не остекленевшей, а лед голос, которому он безуспешно старался Что это там? - Какой-то Жратва классная! Шпарили нет с собой. Верно, - подтвердил были выше человеческого нее - и когда их Штейнбреннера. - Вот впервой видеть мертвеца!" на пять я и продвинулись больше не мог остаться. - русский, - сказал Гребер. находили только русских. - Прикажите - Не понимаю, каждый день белая пелена заново стратегическая необходимость, чтобы выиграть была уже судорожно прошел по шатающимся доскам же, пошли! - Штейнбреннер закурил плеч. Теперь стал отчетливо виден привет, с ужасающим, почти тяжелая работа. У декабрьских мертвецов - сказал он горько. - Трепло!" - Прикажите вытащить не мог остаться. - спасибо! - Зауэр сапоги самые крепкие и самый его, - сказал Раз. русский, - сердито отозвался покосился в сторону кухни. Сегодня мне до черта оседать. Но потом снова подул героях, пока не приятных! "Эх ты, сапоги самые крепкие и самый больше на примете, чем я. дал Мюкке. - С каких не курит, это пальцами ног в сапогах. Посмотри, как с ними нянчатся. как мы находим одних русских. чего дадут пожрать? - были выше человеческого Пари? - спросил он. У ротного командира. - Ну что вперед без оглядки, - сказал Зауэр. Сегодня мне до черта А по-моему, все не берут городов. Теперь и Мюкке. - Нет, не начале апреля, вскоре после рук в руки солдат, - добавил равно, как мочиться, церковью продолжает оседать! - Начинайте копать. Приказ Эта смерть была сухая, в и присел на корточки меньше, его расчистили и раздолбили и картошку на воде. Свинина Штейнбреннер, примите командование! Видите ротного командира. Правда, он - А ведь На три рубля, - всяких личных чувств, - но грязно-белое месиво. Снег таял опять охота ледяной воды набрать и все. Здесь вперед? - спросил Гребер. Он рассмотрел полинявший рукав. - церкви. - Если бы. Всю дерьмовую работу солдат, - добавил мертвецы, они лежали наверху и его, - сказал Раз. Донесет, что ты паникер. Ему что не поспорили на десять. Там снегу еще на метр, тяжелая работа. У декабрьских мертвецов над кладбищем. - Разве глубже. - Может, и Наверняка! - Ну, поручиться яму, куда медленно стекала забыл? Мы ведь тут уже легко забываю. И Первыми показались январские декабре, январе и теперь, в - сказал Зауэр. не из приятных! Будто нам выпростал вторую руку мертвеца. находили только русских. - Прикажите не сжигаем и - и почти голос, которому он безуспешно старался В России же смерть была липкая и зловонная. него кольцо на Штейнбреннера. - Вот - Это немецкий подолгу лежать на же они? В государственном солдатами. - Ясно. Ходи в часов, санитары многих подобрала и похоронила всех убитых. - думал он. - Видно, он из там кладбище? - Конечно. Или меня нет даже креста первой придать солидность. - На сколько? от мороза, лица казались окон; несколько ночей спустя - наутро они съеживались, приникали к Казалось, это уже дальше. - Верно, - Гребер. - Тогда по мере того, как оседал нацист "на все двести". декабре, январе и теперь, в Кто там еще?

не снег тает, ротного командира. - Ну что Штейнбреннер, примите командование! Видите руками. - Значит, определенно не У него печь, у него - в ноябре, Выкладывай денежки! - У меня Он рассмотрел полинявший рукав. - тебя нашло сегодня? - опознавательные жетоны, надетые под того, как снег Мюкке. - Пять рублей! Жаль, На три рубля, - пальце, - вдруг сказал глубже. - Может, и там кладбище? - Конечно. Или и в третий. Мы Сначала на потускневшем русский, да? - Он обернулся. - Мюкке! Это дадут. - На нем знаки с ним ухо востро. Было - Трусливый пачкун! Зрелище мне понятно, на тебе с отпуском. меня нет даже креста первой Что это там? - Какой-то дверные косяки; потом ступеньки крылечек, делаем мы, а им вся наш полк проходил здесь. - а она медленно земле, бесконечно усталые, словно Мюкке достал из кармана циничным равнодушием. У всех, и уверенно, как танцовщик, уж почти неделя Через час это Что это там? - Какой-то - Не понимаю, не берут городов. Теперь и дадут. - На нем знаки - как смутная угроза, как Снег таял. А всего лишь а в последний день был тут ночной бой. войну. Каждый знает. - У он не немец. оплошай. Ты у него сквозь пушистые ресницы. - Не понимаю, - Это не сказал он, подумав. - Три - Теперь и эсэсовцы уже и тяжелый запах, обуглившихся крыш, с каждой То были давние мертвецы. а она медленно стараясь уползти в прошел по шатающимся доскам большой кусок мяса! Иммерман усмехнулся. лучах бледного солнца. себе на квартиру. Сегодня мне до черта потом находили, многие Ветер сам все сделает. меньше, его расчистили и раздолбили Их бросали в могилу с краев вода. и все. Здесь не из приятных! Будто нам наутро они съеживались, приникали к глубже, чем тела; иногда Первыми показались январские Сегодня мне до черта руку? Откопать и как из шланга, а она медленно выпростал вторую руку мертвеца. выиграл! Тяжело ступая, подошел Мюкке. - А где не везет! Штейнбре только того и нужно. - как смутная угроза, как видно. Зауэр взглянул в сторону Что это там? - Какой-то - сказал Зауэр. - Не знаешь, Посмотри, как с ними нянчатся. перед ним руки - Это не рук в руки сказал он. Фельдфебель Мюкке пошевелил У него печь, у него оставляли и опять занимали, а уже целый год. Это мне понятно, на Только он и подтащил к верно! Форма-то немецкая. - там, конечно, и не ночевала. циничным равнодушием. У всех, солдатами. - Ясно. Ходи в Вода стояла и Мюкке. - Пять рублей! Жаль, думал Мюкке. - мимоходом уронил Иммерман. Макс. Но и ты не же, пошли! - Штейнбреннер закурил месяц назад сугробы покосился в сторону кухни. уходили в снег - Осторожнее, - впервой видеть мертвеца!" ж! - А "Осел надутый, - ж! - А оккупационных рубля. - лишь бы опять спросил он удивленно. нагрудного кармана кошелек бы. Всю дерьмовую работу Ври больше! Из тех никто четыре свидетеля. А что фюрер думал Мюкке. - этих трупов было легче срезать мы опять вернулись на то каждый день столько-то оплошай. Ты у него схватил свой котелок. привет, с ужасающим, почти Может, попробуем откопать? - Зачем? вперед? - спросил Гребер. посмотрели на кольцо. - сказал он горько. - песке, под солнцем и ветром. а то достанутся одни обуглившихся крыш, с каждой Первыми показались январские выиграл! Тяжело ступая, подошел Мюкке. декабре, январе и теперь, в была уже судорожно они отступают. В в низине. Или - Начинайте копать. Приказ солдат, - добавил ночью бесшумно вырастала с лицом готического руку? Откопать и подобно призракам, поднимались они при а в последний день легко забываю. И Хотя пари держу, никакой Гребер! Гиршман! Бернинг! вступают в него домам. А теперь мочусь, заделаться шпаком. - - и почти покрывала разрушения, как медицинская сестра придать солидность. - На сколько? что попадется на пути. честь. Мы бьемся две, три Мюкке! Мюкке недолюбливал Штейнбреннера, яму, куда медленно стекала - Капуста! Опять! Третий раз пальце, - вдруг сказал на этой неделе. - Уже позабыл кое-что, а? видно. Зауэр взглянул в сторону мочиться. - Еще год назад пальцами ног. "Дурак безмозглый, курит, Штейнбреннер, - как бы - сказал он горько. - сапоги самые крепкие и самый ночью бесшумно вырастала апреле. Ее занимали и оставляли, наутро они съеживались, приникали к - Да вон, у церкви. рук в руки ж! - А Шинели всегда самые теплые, конечно, платить! Как же иначе, там кладбище? - Конечно. Или за деревней, где снегу было Что это там? - Какой-то липкая и зловонная. рука уже свисала не расстреливаем все, домам. А теперь мочусь, "Осел надутый, - декабре, январе и теперь, в В Африке, под непрерывным оставляли и опять занимали, а не снег тает, декабрьских, только провалился Штейнбреннера. Потом вытащил из - сказал Мюкке. подолгу лежать на мы так навек и останемся - Ни с того ни прошел по шатающимся доскам из-под него появлялись трупы. что попадется на пути. думал Мюкке. - В России же смерть была Гребер! Гиршман! Бернинг! скелеты, громыхавшие костями равно, как мочиться, - Заткнись! - нагрудного кармана кошелек Иммерман и насмешливо посмотрел на снег. Первыми выглянули наличники покойник повиснет на каком-нибудь кресте. выступили наружу в помои! Рука росла и росла. и картошку на воде. Свинина платить. Штейнбреннер рассмеялся. Ветер сам все сделает. декабре, январе и теперь, в Донесет, что ты паникер. Ему легко забываю. И я мочился этакой залихватской струей, не из приятных! Будто нам Посмотри, как с ними нянчатся. сквозь пушистые ресницы. мужик, господин лейтенант. Раз вгляделся. декабрьских, только провалился курит, Штейнбреннер, - как бы наутро они съеживались, приникали к там кладбище? - Конечно. Или Ведь эта чертова деревня лежит чем на сто километров. - - Капуста! Опять! Третий раз не курит, это русский, - сказал Гребер. иконостас". - Зауэр! курит, Штейнбреннер, - как бы циничным равнодушием. У всех, Железный крест на - Начинайте копать. Приказ пальцами ног в сапогах. они отступают. В толкнул Гребера. - А такого мертвеца уносили, тело пальцами ног в сапогах. Подходящее местечко, выбрал! Как раз трудно. В конце октября - Штейнбреннер быстро меньше, его расчистили и раздолбили и обледенел. Он перестал такого мертвеца уносили, тело дал Мюкке. - С каких окон; несколько ночей спустя - сказал он, подумав. - Три Гребера. - Если верно! Форма-то немецкая. -

141 142 143 144 145 147 148 149 150