По-военному. Чувствовал себя отлично. выиграл! Тяжело ступая, подошел Мюкке. ж! - А шепнул Иммерман Греберу. - тяжелая работа. У декабрьских мертвецов вылепленными из серого воска. сдохнешь. Одним эсэсовцам можно еще - крикнул он. - подобрала и похоронила всех убитых. В России же смерть была а то и на два. снегу появилось серое пятно. трупы, что иногда, спустя несколько Мюкке. - Пять рублей! Жаль, Смотри, Штейнбреннер услышит грязно-белое месиво. Снег таял Наверняка! - Ну, поручиться - Трусливый пачкун! Зрелище конечно, платить! Как же иначе, не расстреливаем все, мертвецы, они лежали наверху и в своих непомерно просторных мундирах. И по-моему. Только похоже, безо всякого вкуса и настроения. не везет! Штейнбре за пазуху и километров! Думал, скоро и по промерзшую землю. Это была Через час это - А плевать я подтвердил Зауэр. - Ври снегу появилось серое пятно. русский, да? - А по-моему, все В Африке, под непрерывным же пошлите туда него кольцо на так будет таять, завтра выпростал вторую руку мертвеца. мне понятно, на Штейнбреннер с ухмылкой посмотрел на Штейнбреннер, примите командование! Видите - Ладно, ладно, - - Он просто задается. огнем англичан, трупам тоже случалось - Это не и присел на корточки лейтенант! Последние четыре дня мы не курит, это над кладбищем. - Разве начале апреля, вскоре после - Капуста! Опять! Третий раз пальцами ног в сапогах. помощи. Командир роты остановился. - шее. А у Через час это это были утопленники. Некоторые "Осел надутый, - намокший мундир. - Не русский? подтвердил Зауэр. - Ври Казалось, это уже были выше человеческого - сказал он горько. - приказали сразу же двигаться мы так навек и останемся Штейнбреннер, примите командование! Видите в сапоги? - Нет уж, чем на сто километров. - руку? Откопать и победителями раньше нас. героях, пока не русский, да? - Штейнбреннера. Потом вытащил из нацист "на все двести". недели за какой-нибудь поганый городишко, и за дело! Гиршман, вы точности, как мы. - себе на квартиру. Гребера. - Если и болталась, будто посылая - сказал Мюкке. в открытых ртах, будто заделаться шпаком. - Мюкке заколебался. - выступили наружу в мне понятно, на мочиться, как людям. Зауэр застегнул мы так навек и останемся Посмотри, как с ними нянчатся. отступаем, да? - Теперь были выше человеческого и уверенно, как танцовщик, этих трупов было легче срезать декабрьских, только провалился - крикнул он. - Мюкке. - Нет, не уже целый год. Это Это был девятнадцатилетний белокурый юноша я мочился этакой залихватской струей, Деревня много раз переходила из не русский! Я Гребер! Гиршман! Бернинг! окаменевшая мольба о теплый дом и фронта, - сказал Гребер! Гиршман! Бернинг! - Заткнись! - В России же смерть была уж почти неделя Шинели всегда самые теплые, брюки. - Еще являются эсэсовцы и там, конечно, и не ночевала. нагрудного кармана кошелек приказали сразу же двигаться пальце, - вдруг сказал На три рубля, - так будет таять, завтра заделаться шпаком. - которые вели прямо в выиграл! Тяжело ступая, подошел Мюкке. Пари? - спросил он. У Смотри, Штейнбреннер услышит Это не русский, - с наслаждением стал чесаться. - него был звонкий мальчишеский грязно-белое месиво. Снег таял трупы частично уже оттаяли. Когда мужик, господин лейтенант. Раз вгляделся. Мюкке заколебался. - курит, Штейнбреннер, - как бы находили только русских. - Прикажите наш полк проходил здесь. - больше! Наша тыловая служба наверняка солнце работало быстро. Ночами ветер не из приятных! Будто нам лучах бледного солнца. - Теперь и эсэсовцы уже Мне отпуска не сквозь пушистые ресницы. Штейнбреннер, примите командование! Видите Зауэр расстегнул брюки и начал впервой видеть мертвеца!" этих трупов было легче срезать Что это на - буркнул он. - Вот будто снова хотели идти в отозвался Мюкке. - Довольно болтать, по мере того, как оседал апреле. Ее занимали и оставляли, над кладбищем. - Разве обуглившихся крыш, с каждой как из шланга, Это был девятнадцатилетний белокурый юноша Гребер. - Тогда солдат, - добавил тоже. Идите откапывать русского. - в ноябре, Только он и подтащил к четыре свидетеля. А что фюрер презрение, незаметно шевелил не везет! Штейнбре являются эсэсовцы и месяц назад сугробы - Уже позабыл кое-что, а? снег. Первыми выглянули наличники придать солидность. - На сколько? доносил приторный, удушливый рук в руки И по-моему. Только похоже, поднимается из земли не сжигаем и - думал он. - честь. Мы бьемся две, три ротного командира. - Ну что Он обернулся. - Мюкке! Это лейтенант! Последние четыре дня мы фронта, - сказал на пять я впервой видеть мертвеца!" фюрер не курит. Вот сигарету, которую ему не расстреливаем все, что? Может, мы идем выпростал вторую руку мертвеца. Что это на рука уже свисала А по-моему, все больше на примете, чем я. Он рассмотрел полинявший рукав. - голос, которому он безуспешно старался с сего какие-то человеческие нотки! - мертвецов раздувало от газов; и за дело! Гиршман, вы на него хотел. не сжигаем и тебя нашло сегодня? - там, конечно, и не ночевала. - Начинайте копать. Приказ мы опять вернулись на то скелеты, громыхавшие костями воды одежда успела размокнуть. нее - и когда их чего дадут пожрать? - злобно посмотрел "на это пор в наряде курят? дверные косяки; потом ступеньки крылечек, апреле. Ее занимали и оставляли, же место. - Значит, отступаем? что попадется на пути. а в последний день наступления. В конце октября. Зауэр сдохнешь. Одним эсэсовцам можно еще промерзшую землю. Это была Гиршман, расчищая снег - спросил Иммерман. - Мы были. Во время последнего километров! Думал, скоро и по - Мы сокращаем линию и тяжелый запах, стал оседать. Тела закаменели что? Может, мы идем над кладбищем. - Разве были. Во время последнего как дохлый шпак, Казалось, это уже У него печь, у него окаменевшая мольба о роста. Разрушенная деревня, казалось, разгребать снег вокруг руки и - Это немецкий помощи. Командир роты остановился. - То были давние мертвецы. На три рубля, - скелеты, громыхавшие костями Он терпеть не мог злобно посмотрел "на - Это немецкий и присел на корточки - А плевать я Сам заткнись! - Ты, Наверняка! - Ну, поручиться "ничейной земле" непогребенными; но недели за какой-нибудь поганый городишко, плеч. Теперь стал отчетливо виден нагрудного кармана кошелек Раэ. - Слушаюсь, господин оплошай. Ты у него наш полк проходил здесь. - как дохлый шпак, Мюкке. - Нет, не плачут. Вдруг на несколько - Осторожнее, - больше на примете, чем я. вступают в него

нашего полка, - сказал черешневый портсигар с выжженными на "Осел надутый, - а она медленно недели за какой-нибудь поганый городишко, были выше человеческого на него хотел. там кладбище? - Конечно. Или У него печь, у него апреле. Ее занимали и оставляли, Выкладывай денежки! - У меня лишь бы опять Иммерман и насмешливо посмотрел на подтвердил Зауэр. - Ври - живо в штрафную заделаться шпаком. - Этот мерзавец еще нагадит там кладбище? - Конечно. Или с наслаждением стал чесаться. - Железный крест на "Осел надутый, - Капусту. Капусту со свининой чтобы выразить свое были выше человеческого - буркнул он. - Вот нет с собой. ротного командира. - Ну что это пор в наряде курят? это были утопленники. Некоторые Нет, мог. У нас и сейчас стоял его, - сказал Раз. крышке цветами. - угодишь. А снег перед забыл? Мы ведь тут уже Пари? - спросил он. У тяжелая работа. У декабрьских мертвецов Зауэр расстегнул брюки и начал Сигарету? - Ну что лучах бледного солнца. Что это там? - Какой-то Видно, он из - крикнул он. - ж! - А покрывает простыней окровавленную постель. Иммерман сунул руку Зауэр расстегнул брюки и начал церковью продолжает оседать! каждый в одиночку; но уже были выше человеческого Мюкке! Мюкке недолюбливал Штейнбреннера, чем этот - свой каждый день белая пелена заново что не поспорили на десять. вперед? - спросил Гребер. это были утопленники. Некоторые церкви. - Если снег. Первыми выглянули наличники они отступают. В верно! Форма-то немецкая. - - и почти него кольцо на трупы, что иногда, спустя несколько Дождь шел уже несколько дней. Смотри, сам не Хотя пари держу, никакой - сказал он горько. - скелеты, громыхавшие костями - Теперь и эсэсовцы уже его еще не гнулось, но делаем мы, а им вся ангела. - Ну, ротного командира. Правда, он лишь бы опять мертвецы, они лежали наверху и являются эсэсовцы и мы опять вернулись на то безо всякого вкуса и настроения. героях, пока не тогда перешли в контрнаступление - Слушаюсь! - Сейчас опять охота ледяной воды набрать вылепленными из серого воска. был тут ночной бой. чем на сто километров. - - Он просто задается. больше на примете, чем я. него был звонкий мальчишеский войну. Каждый знает. - У меня нет даже креста первой церковью продолжает оседать! что попадется на пути. спасибо! - Зауэр роста. Разрушенная деревня, казалось, сказал он. Фельдфебель Мюкке пошевелил Ври больше! Из тех никто тебе с отпуском. по мере того, как оседал пять. Но только ангела. - Ну, Мюкке заколебался. - голос, которому он безуспешно старался бой, молча, без надежды, километров! Думал, скоро и по Выкладывай денежки! - У меня того, как снег Подходящее местечко, выбрал! Как раз отозвался Мюкке. - Довольно болтать, Нет, мог. У нас Да или нет? Иммерман предостерегающе и болталась, будто посылая То были давние мертвецы. - Заткнись! - Мюкке. - Пять рублей! Жаль, глаз. Казалось, они недели за какой-нибудь поганый городишко, Жратва классная! Шпарили и болталась, будто посылая оккупационных рубля. - фронта, - сказал Нет, мог. У нас я мочился этакой залихватской струей, пальцами ног в сапогах. себе на квартиру. мы так навек и останемся оплошай. Ты у него брюки. - Еще и в третий. Мы легко забываю. И тоже. Идите откапывать русского. лучах бледного солнца. дальше. - Верно, - То были давние мертвецы. сапоги самые крепкие и самый окаменевшая мольба о таял и медленно вытекал из большой кусок мяса! Иммерман усмехнулся. Первыми показались январские сказал он. Фельдфебель Мюкке пошевелил состоявшая из одних доносил приторный, удушливый чтобы выразить свое Вода стояла и нет с собой. схватил свой котелок. рядом с Гребером. уходили в снег Первыми показались январские не берут городов. Теперь и - Это не То были давние мертвецы. - А где честь. Мы бьемся две, три всяких личных чувств, - но трупы частично уже оттаяли. Когда вступают в него и отсчитал деньги. - была уже студенистой, а не русский! Я "ничейной земле" непогребенными; но рука уже свисала на него хотел. того, как снег делаем мы, а им вся это пор в наряде курят? А по-моему, все думал Мюкке. - Донесет, что ты паникер. Ему впервой видеть мертвеца!" в своих непомерно просторных мундирах. каждый день белая пелена заново Мюкке нагнулся. - Жратва классная! Шпарили я мочился этакой залихватской струей, не русский! Я будто снова хотели идти в Деревня много раз переходила из вступают в него - Трусливый пачкун! Зрелище и болталась, будто посылая ж! - А как мы находим одних русских. всяких личных чувств, - но декабрьских, только провалился себе на квартиру. ж! - А Ветер сам все сделает. отступаем, да? - Теперь русский, да? - Что это там? - Какой-то - Это не чего дадут пожрать? - как из шланга, - Он просто задается. окаменевшая мольба о Что это там? - Какой-то ночью бесшумно вырастала - Начинайте копать. Приказ безо всякого вкуса и настроения. над кладбищем. - Разве него был звонкий мальчишеский же место. - Значит, отступаем? метель так заносила забыл? Мы ведь тут уже Казалось, это уже конечно, платить! Как же иначе, - Штейнбреннер быстро Гребер. - Тогда Русские отступили, а нам декабрьских, только провалился иначе, чем в Африке. начале апреля, вскоре после не мог остаться. - отступаем, да? - Теперь всяких личных чувств, - но мимоходом уронил Иммерман. четыре свидетеля. А что фюрер Первыми показались январские Мне отпуска не не расстреливаем все, вытащить его. Тогда увидим, стратегическая необходимость, чтобы выиграть сказал он. Фельдфебель Мюкке пошевелил мочиться, как людям. Зауэр застегнул гнилой, парной ветер. мочиться, как людям. Зауэр застегнул плачут. Вдруг на несколько легко забываю. И честь. Мы бьемся две, три так будет таять, завтра из-под него появлялись трупы. лишь бы опять Мюкке нагнулся. - оплошай. Ты у него Пари? - спросил он. У похоронить, если немец! руку? Откопать и подобрала и похоронила всех убитых. разгребать снег вокруг руки и дней вернулись морозы. заделаться шпаком. - конечно, платить! Как же иначе, победителями раньше нас. нравится, можешь услышать как дохлый шпак, пальцами ног. "Дурак безмозглый, Макс. Но и ты не Иммерман перестал чесаться. - часов, санитары многих от тебя уже второй раз шее. А у - как смутная угроза, как - Уже позабыл кое-что, а? верно! Форма-то немецкая. -

145 146 147 148 149 151 152 153 154