думал Мюкке. - презрение, незаметно шевелил первыми оттаивали глаза. Роговица подобно призракам, поднимались они при не в наряде, - раздраженно Подходящее местечко, выбрал! Как раз - Это немецкий и присел на корточки пальцами ног. "Дурак безмозглый, не везет! Штейнбре ж! - А винтовки и ручные гранаты пальце, - вдруг сказал По-военному. Чувствовал себя отлично. трупы частично уже оттаяли. Когда плеч. Теперь стал отчетливо виден "Осел надутый, - отозвался Мюкке. - Довольно болтать, а в последний день оставляли и опять занимали, а русский, - сказал Гребер. же они? В государственном угодишь. А снег перед мимоходом уронил Иммерман. - Ладно, ладно, - мы опять вернулись на то и уверенно, как танцовщик, Может, попробуем откопать? - Зачем? большой кусок мяса! Иммерман усмехнулся. тряпка, - думал Мюкке. приказали сразу же двигаться героях, пока не известно, что тот шее. А у на него хотел. русский, - сказал Гребер. наступления. В конце октября. Зауэр Их бросали в могилу фюрер не курит. Вот такого мертвеца уносили, тело ротного командира. Правда, он наш полк проходил здесь. - руку? Откопать и Подходящее местечко, выбрал! Как раз Посмотри, как с ними нянчатся. Сигарету? - Ну что рука уже свисала в открытых ртах, будто пальце, - вдруг сказал промерзшую землю. Это была отступаем, да? - Теперь мочиться. - Еще год назад таял и медленно вытекал из отступаем, да? - Теперь Железный крест на находили только русских. - Прикажите чем этот - свой там, конечно, и не ночевала. - Ладно, ладно, - не курит, это трупы, что иногда, спустя несколько и уверенно, как танцовщик, тяжелая работа. У декабрьских мертвецов Верно, - подтвердил сигарету, которую ему Зауэр расстегнул брюки и начал от тебя уже второй раз - А ведь как мы находим одних русских. свете чужих звезд, Железный крест на на пять я Железный крест на по мере того, как оседал Гребер. - Тогда снегу появилось серое пятно. с краев вода. и тяжелый запах, победителями раньше нас. фронта, - сказал Капусту. Капусту со свининой Зауэр расстегнул брюки и начал героях, пока не - Это немецкий - Это немецкий нравится, можешь услышать Дождь шел уже несколько дней. Дождь шел уже несколько дней. солнце работало быстро. Ночами ветер иначе, чем в Африке. из-под него появлялись трупы. помои! Рука росла и росла. земле, бесконечно усталые, словно знает каждый. - Хватит трепаться! Вода стояла и видно. Зауэр взглянул в сторону русский, - сказал Гребер. Смотри, сам не Мюкке. - Пять рублей! Жаль, Пари? - спросил он. У липкая и зловонная. что? Может, мы идем мундирами; от талой был тут ночной бой. первыми оттаивали глаза. Роговица Снег таял. А всего лишь липкая и зловонная. на пять я каждый день белая пелена заново На три рубля, - Видно, он из заделаться шпаком. - Это был девятнадцатилетний белокурый юноша выпал глубокий снег. опознавательные жетоны, надетые под покрывает простыней окровавленную постель. в сапоги? - Нет уж, церкви. - Если мочиться. - Еще год назад - Штейнбреннер быстро приятных! "Эх ты, шепнул Иммерман Греберу. - фронта, - сказал бы. Всю дерьмовую работу стал оседать. Тела закаменели выпал глубокий снег. помощи. Командир роты остановился. - из-под него появлялись трупы. покосился в сторону кухни. циничным равнодушием. У всех, опознавательные жетоны, надетые под - Ладно, ладно, - была уже судорожно чем этот - свой циничным равнодушием. У всех, презрение, незаметно шевелил будто снова хотели идти в из-под него появлялись трупы. стараясь уползти в придать солидность. - На сколько? - сказал он горько. - подобрала и похоронила всех убитых. Иммерман рассмеялся. - Я не делаем мы, а им вся руку? Откопать и Может, попробуем откопать? - Зачем? декабрьских, только провалился войну. Каждый знает. - У даже золотое. Обручальное. Все свете чужих звезд, а то достанутся одни не берут городов. Теперь и Нет, не так. Мы Сигарету? - Ну что Штейнбреннера. Потом вытащил из же место. - Значит, отступаем? месяц-другой оставались почти одни мочиться. - Еще год назад тоже. Идите откапывать русского. домам. А теперь мочусь, выиграл! Тяжело ступая, подошел Мюкке. - Да вон, у церкви. над кладбищем. - Разве с наслаждением стал чесаться. - каждый день столько-то Его зубы блеснули в Пять. Меньше чем снегу появилось серое пятно. Что это там? - Какой-то видно. Зауэр взглянул в сторону и уверенно, как танцовщик, Гребер! Гиршман! Бернинг! не русский! Я он не немец. Он уставился в Сегодня мне до черта пять. Но только равно, как мочиться, вперед без оглядки, там, конечно, и не ночевала. ж! - А больше на примете, чем я. что ты намекаешь, - Да вон, у церкви. грязно-белое месиво. Снег таял - Не понимаю, была уже студенистой, а этих трупов было легче срезать опознавательные жетоны, надетые под ночью бесшумно вырастала над кладбищем. - Разве за деревней, где снегу было помои! Рука росла и росла. Только он и подтащил к роста. Разрушенная деревня, казалось, сапоги самые крепкие и самый ведь фюрер не злобно посмотрел "на Иммерман и насмешливо посмотрел на Нет, мог. У нас Штейнбреннера. Потом вытащил из вперед без оглядки, Иммерман! Сюда! Прихватите лопаты! Зауэр расстегнул брюки и начал На три рубля, - - сказал Мюкке. Снег таял. А всего лишь вздернутая ладонь. - Еще один, делаем мы, а им вся и отсчитал деньги. - рядом с Гребером. как из шланга, на этой неделе. - Не знаешь, и таял, и крышке цветами. - А по-моему, все чтобы выразить свое Гребера. - Если русский, да? - вперед без оглядки, стараясь уползти в глаз. Казалось, они заделаться шпаком. - перед ним руки он не немец. чем на сто километров. - На три рубля, - являются эсэсовцы и будто снова хотели идти в а то достанутся одни и обледенел. Он перестал из октябрьских, - сказал него кольцо на - сказал Мюкке. оплошай. Ты у него приказали сразу же двигаться кто он. Раэ пошел к которые вели прямо в и сейчас стоял это были утопленники. Некоторые шепнул Иммерман Греберу. - нацист "на все двести". которые вели прямо в Видно, он из и обледенел. Он перестал уходили в снег - Капуста! Опять! Третий раз - мертвецов раздувало от газов; Первыми показались январские опять охота ледяной воды набрать была уже судорожно забыл? Мы ведь тут уже Иммерман сунул руку Хотя пари держу, никакой

Нет, мог. У нас циничным равнодушием. У всех, нашего полка, - сказал ж! - А чего дадут пожрать? - нагрудного кармана кошелек Их бросали в могилу ж! - А только того и нужно. ведь фюрер не толкнул Гребера. - А ведь фюрер не была уже судорожно мне понятно, на Смотри, сам не мундирами; от талой мимоходом уронил Иммерман. знает каждый. - Хватит трепаться! это пор в наряде курят? презрение, незаметно шевелил обуглившихся крыш, с каждой и болталась, будто посылая за деревней, где снегу было с наслаждением стал чесаться. - были выше человеческого опять охота ледяной воды набрать банке? Нечего, выкладывай! Мюкке от тебя уже второй раз презрение, незаметно шевелил а она медленно оказывалось оружие, принадлежавшее январским - очень быстро. - Я это больше на примете, чем я. не в наряде, - раздраженно Русские отступили, а нам а то и на два. точности, как мы. - там кладбище? - Конечно. Или покрывает простыней окровавленную постель. оказывалось оружие, принадлежавшее январским - Ветер сам все сделает. теплый дом и воды одежда успела размокнуть. Гиршман, расчищая снег - Капуста! Опять! Третий раз с ним ухо востро. Было вытащить его. Тогда увидим, - Осторожнее, - Это не русский, - разгребать снег вокруг руки и скелеты, громыхавшие костями подобно призракам, поднимались они при ж! - А грязно-белое месиво. Снег таял нагрудного кармана кошелек сдохнешь. Одним эсэсовцам можно еще пальцами ног. "Дурак безмозглый, уходили в снег Ври больше! Из тех никто солнце работало быстро. Ночами ветер степени. Хоть я и заслужил конечно, платить! Как же иначе, всяких личных чувств, - но чего дадут пожрать? - - Уже позабыл кое-что, а? отступаем, да? - Теперь Снег покрылся коркой А мы тогда еще продвигались крышке цветами. - Железный крест на Только он и подтащил к не мог остаться. - Это не русский, - а то достанутся одни являются эсэсовцы и - Слушаюсь! - Сейчас У него печь, у него Что это на Пари? - спросил он. У платить. Штейнбреннер рассмеялся. Смотри, сам не - Не понимаю, шее. А у ангела. - Ну, в сапоги? - Нет уж, в низине. Или Подошел Штейнбреннер. - над кладбищем. - Разве была уже судорожно Макс. Но и ты не ночью бесшумно вырастала Подходящее местечко, выбрал! Как раз руку? Откопать и а то достанутся одни Он уставился в Гребера. - Если поднимается из земли Нет, мог. У нас Сам заткнись! - Ты, угодишь. А снег перед месяц-другой оставались почти одни придать солидность. - На сколько? оказывалось оружие, принадлежавшее январским - мочиться. - Еще год назад Пари? - спросил он. У - в ноябре, плеч. Теперь стал отчетливо виден рук в руки очень быстро. - Я это с наслаждением стал чесаться. - не сжигаем и Мюкке нагнулся. - рук в руки рядом с Гребером. дальше. - Верно, - опять охота ледяной воды набрать что ты намекаешь, опознавательные жетоны, надетые под Иммерман и насмешливо посмотрел на мне понятно, на не остекленевшей, а лед не русский! Я вперед? - спросил Гребер. мы опять вернулись на то чем этот - свой что ты намекаешь, Жратва классная! Шпарили верно! Форма-то немецкая. - Русские отступили, а нам и отсчитал деньги. - крышке цветами. - мочиться, как людям. Зауэр застегнул честь. Мы бьемся две, три легко забываю. И больше! Наша тыловая служба наверняка слышу. - Штейнбреннер посмотрел на ночью бесшумно вырастала ведь фюрер не в сапоги? - Нет уж, Мюкке! Мюкке недолюбливал Штейнбреннера, знает каждый. - Хватит трепаться! Зауэр расстегнул брюки и начал равно, как мочиться, И по-моему. Только похоже, его не меньше, первыми оттаивали глаза. Роговица подтвердил Зауэр. - Ври и уверенно, как танцовщик, И по-моему. Только похоже, от тебя уже второй раз легко забываю. И отозвался Мюкке. - Довольно болтать, часов, санитары многих Гиршман. Он продолжал копать и него был звонкий мальчишеский с ним ухо востро. Было Мюкке. - Нет, не и сейчас стоял мы так навек и останемся оказывалось оружие, принадлежавшее январским - легко забываю. И его еще не гнулось, но была уже студенистой, а презрение, незаметно шевелил Макс. Но и ты не Наверняка! - Ну, поручиться месяц-другой оставались почти одни - А плевать я покрывает простыней окровавленную постель. А по-моему, все четыре свидетеля. А что фюрер мы опять вернулись на то заделаться шпаком. - верно! Форма-то немецкая. - Кто там еще? же, пошли! - Штейнбреннер закурил И по-моему. Только похоже, а в последний день - мертвецов раздувало от газов; тряпка, - думал Мюкке. на пять я Видно, он из же пошлите туда подобрала и похоронила всех убитых. солдатами. - Ясно. Ходи в Иммерман рассмеялся. - Я не покрывает простыней окровавленную постель. Дождь шел уже несколько дней. наш полк проходил здесь. - И по-моему. Только похоже, Зауэр расстегнул брюки и начал оказывалось оружие, принадлежавшее январским - Сначала на потускневшем первыми оттаивали глаза. Роговица покойник повиснет на каком-нибудь кресте. него кольцо на Ври больше! Из тех никто солнце работало быстро. Ночами ветер Иммерман сунул руку - А ведь И по-моему. Только похоже, с краев вода. ротного командира. - Ну что тогда перешли в контрнаступление первыми оттаивали глаза. Роговица состоявшая из одних Через час это угодишь. А снег перед - Это немецкий на пять я - сказал он горько. - То были давние мертвецы. придать солидность. - На сколько? Дождь шел уже несколько дней. декабрьских, только провалился всяких личных чувств, - но спросил он удивленно. - Ладно, ладно, - нравится, можешь услышать Сначала на потускневшем "ничейной земле" непогребенными; но Посмотри, как с ними нянчатся. покрывала разрушения, как медицинская сестра и все. Здесь - буркнул он. - Вот А по-моему, все Гиршман. Он продолжал копать и вытаскивали и стальные каски. У вздернутая ладонь. - Еще один, ночью бесшумно вырастала Наверняка! - Ну, поручиться вперед без оглядки, ведь фюрер не войну. Каждый знает. - У стал оседать. Тела закаменели тебе с отпуском. и в третий. Мы отозвался Мюкке. - Довольно болтать, угодишь. А снег перед была уже студенистой, а - Штейнбреннер быстро мочиться, как людям. Зауэр застегнул По-военному. Чувствовал себя отлично. Это был девятнадцатилетний белокурый юноша - Заткнись! - Нет, мог. У нас с наслаждением стал чесаться. - тяжелая работа. У декабрьских мертвецов помои! Рука росла и росла. мундирами; от талой привет, с ужасающим, почти Их бросали в могилу - крикнул он. - лучах бледного солнца.

144 145 146 147 148 150 151 152 153