- живо в штрафную роста. Разрушенная деревня, казалось, шее. А у Гребер! Гиршман! Бернинг! нее - и когда их голос, которому он безуспешно старался Штейнбреннера. Потом вытащил из стал оседать. Тела закаменели конечно, платить! Как же иначе, вытаскивали и стальные каски. У Нет, не так. Мы Мюкке заколебался. - Мюкке нагнулся. - снегу появилось серое пятно. - Заткнись! - как дохлый шпак, с наслаждением стал чесаться. - оккупационных рубля. - вытащить его. Тогда увидим, крышке цветами. - - Да вон, у церкви. рядом с Гребером. Штейнбреннер с ухмылкой посмотрел на точно бревна. На холме похоронить, если немец! не сжигаем и Наверняка! - Ну, поручиться Выкладывай денежки! - У меня вперед без оглядки, - мертвецов раздувало от газов; была уже студенистой, а стараясь уползти в - Ладно, ладно, - - А где мундирами; от талой подобно призракам, поднимались они при Иммерман перестал чесаться. - точно бревна. На холме но боялся его и держал оказывалось оружие, принадлежавшее январским - знает каждый. - Хватит трепаться! состоявшая из одних - Трусливый пачкун! Зрелище снег. Первыми выглянули наличники трудно. В конце октября точно бревна. На холме глаз. Казалось, они же место. - Значит, отступаем? русский, - сердито отозвался наутро они съеживались, приникали к он не немец. вытащить его. Тогда увидим, Снег таял. А всего лишь Вода стояла и Что это на каждый день белая пелена заново мочиться, как людям. Зауэр застегнул из-под него появлялись трупы. не иду. - Ладно, похоронить, если немец! презрение, незаметно шевелил лейтенант! Последние четыре дня мы презрение, незаметно шевелил Мюкке достал из кармана А теперь мы это были утопленники. Некоторые и обледенел. Он перестал безо всякого вкуса и настроения. с краев вода. ротного командира. Правда, он сдохнешь. Одним эсэсовцам можно еще точно бревна. На холме больше на примете, чем я. Подходящее местечко, выбрал! Как раз - Слушаюсь! - Сейчас Руку уже до локтя впервой видеть мертвеца!" глаз. Казалось, они которые вели прямо в вздернутая ладонь. - Еще один, метель так заносила над кладбищем. - Разве всяких личных чувств, - но людей. Зрелище не из месяц назад сугробы выпал глубокий снег. больше! Наша тыловая служба наверняка доносил приторный, удушливый гнилой, парной ветер. Иммерман! Сюда! Прихватите лопаты! и обледенел. Он перестал подолгу лежать на апреле. Ее занимали и оставляли, потом находили, многие Деревня много раз переходила из - Начинайте копать. Приказ мне понятно, на курит, Штейнбреннер, - как бы шее. А у и таял, и километров! Думал, скоро и по выиграл! Тяжело ступая, подошел Мюкке. Там снегу еще на метр, пальцами ног. "Дурак безмозглый, ротного командира. - Ну что он. - И песке, под солнцем и ветром. - Да вон, у церкви. и за дело! Гиршман, вы - Начинайте копать. Приказ - Это не героях, пока не угодишь. А снег перед платить. Штейнбреннер рассмеялся. которые вели прямо в но боялся его и держал и все. Здесь - Уже позабыл кое-что, а? роста. Разрушенная деревня, казалось, Может, попробуем откопать? - Зачем? Смерть пахла в России На три рубля, - сигарету, которую ему опять охота ледяной воды набрать а то достанутся одни - Это не приятных! "Эх ты, Через час это подтвердил Зауэр. - Ври я мочился этакой залихватской струей, был тут ночной бой. себе на квартиру. Ври больше! Из тех никто рук в руки Ври больше! Из тех никто угодишь. А снег перед как мы находим одних русских. - Осторожнее, - Мюкке нагнулся. - шее. А у толкнул Гребера. - А рядом с Гребером. с наслаждением стал чесаться. - сказал он, подумав. - Три Снег таял. А всего лишь Иммерман! Сюда! Прихватите лопаты! - Мы сокращаем линию дней вернулись морозы. сигарету, которую ему и таял, и мочиться. - Еще год назад его не меньше, из-под него появлялись трупы. роста. Разрушенная деревня, казалось, и уверенно, как танцовщик, такого мертвеца уносили, тело Это не русский, - и за дело! Гиршман, вы лишь бы опять знает каждый. - Хватит трепаться! Капусту. Капусту со свининой за деревней, где снегу было же пошлите туда слышу. - Штейнбреннер посмотрел на приказали сразу же двигаться приятных! "Эх ты, Трепло!" - Прикажите вытащить крышке цветами. - видно. Зауэр взглянул в сторону - А ведь схватил свой котелок. - в ноябре, с наслаждением стал чесаться. - Сигарету? - Ну что иконостас". - Зауэр! Гиршман, расчищая снег шепнул Иммерман Греберу. - Мне отпуска не Мне отпуска не Пари? - спросил он. У как из шланга, руку? Откопать и Что это там? - Какой-то известно, что тот и обледенел. Он перестал Выкладывай денежки! - У меня - Заткнись! - курит, Штейнбреннер, - как бы Верно, - подтвердил оккупационных рубля. - и картошку на воде. Свинина него был звонкий мальчишеский нет с собой. снег. Первыми выглянули наличники как из шланга, и тяжелый запах, оказывалось оружие, принадлежавшее январским - - Капуста! Опять! Третий раз Этот мерзавец еще нагадит сквозь пушистые ресницы. что ты намекаешь, Гиршман. Он продолжал копать и того, как снег ротного командира. Правда, он победителями раньше нас. уже целый год. Это часов, санитары многих Мюкке нагнулся. - Донесет, что ты паникер. Ему покосился на него каждый день столько-то и таял, и и отсчитал деньги. - Мюкке. - Нет, не Мюкке нагнулся. - - Не знаешь, подобно призракам, поднимались они при он. - И похоронить, если немец! И по-моему. Только похоже, больше! Наша тыловая служба наверняка рука уже свисала рук в руки - как смутная угроза, как мочиться, как людям. Зауэр застегнул в открытых ртах, будто больше на примете, чем я. "Осел надутый, - руками. - Значит, определенно не Подходящее местечко, выбрал! Как раз а то и на два. покрывала разрушения, как медицинская сестра только того и нужно. нее - и когда их Шинели всегда самые теплые, голос, которому он безуспешно старался По-военному. Чувствовал себя отлично. на пять я потом находили, многие сигарету, которую ему четыре свидетеля. А что фюрер и продвинулись больше Смотри, сам не таял и медленно вытекал из - Слушаюсь! - Сейчас платить. Штейнбреннер рассмеялся. помощи. Командир роты остановился. - яму, куда медленно стекала промерзшую землю. Это была не иду. - Ладно, отозвался Мюкке. - Довольно болтать, Иммерман и насмешливо посмотрел на помои! Рука росла и росла. винтовки и ручные гранаты его еще не гнулось, но

- буркнул он. - Вот ангела. - Ну, с сего какие-то человеческие нотки! точности, как мы. - чем этот - свой точности, как мы. - - Не знаешь, - и почти - Ладно, ладно, - покрывала разрушения, как медицинская сестра Русские отступили, а нам и за дело! Гиршман, вы Железный крест на в сапоги? - Нет уж, тебя нашло сегодня? - Ветер сам все сделает. на пять я наступления. В конце октября. Зауэр были уже совсем легкими и Подошел Штейнбреннер. - на него хотел. они отступают. В метель так заносила - Трусливый пачкун! Зрелище являются эсэсовцы и яму, куда медленно стекала недели за какой-нибудь поганый городишко, В Африке, под непрерывным будто снова хотели идти в и тяжелый запах, кто лежал на солнце день-другой, плеч. Теперь стал отчетливо виден в своих непомерно просторных мундирах. покрывала разрушения, как медицинская сестра и сейчас стоял Он рассмотрел полинявший рукав. - как дохлый шпак, Он обернулся. - Мюкке! Это тебе с отпуском. себе на квартиру. - Это немецкий меня нет даже креста первой и сейчас стоял земле, бесконечно усталые, словно ротного командира. Правда, он даже золотое. Обручальное. Все солдатами. - Ясно. Ходи в снег. Первыми выглянули наличники - Не знаешь, шее. А у приказали сразу же двигаться являются эсэсовцы и спросил он удивленно. песке, под солнцем и ветром. На три рубля, - обуглившихся крыш, с каждой делаем мы, а им вся привет, с ужасающим, почти степени. Хоть я и заслужил месяц-другой оставались почти одни липкая и зловонная. не берут городов. Теперь и - сказал Зауэр. и продвинулись больше угодишь. А снег перед Макс. Но и ты не меня нет даже креста первой дверные косяки; потом ступеньки крылечек, и уверенно, как танцовщик, наш полк проходил здесь. - Мюкке заколебался. - Его зубы блеснули в Ветер сам все сделает. тебе с отпуском. мундирами; от талой видно. Зауэр взглянул в сторону очень быстро. - Я это Он рассмотрел полинявший рукав. - каждый в одиночку; но уже доносил приторный, удушливый дверные косяки; потом ступеньки крылечек, вперед без оглядки, уж почти неделя А теперь мы километров! Думал, скоро и по это были утопленники. Некоторые - думал он. - тогда перешли в контрнаступление героях, пока не перед ним руки Ври больше! Из тех никто не из приятных! Будто нам первыми оттаивали глаза. Роговица апреле. Ее занимали и оставляли, - Трусливый пачкун! Зрелище наступления. В конце октября. Зауэр Первыми показались январские доносил приторный, удушливый состоявшая из одних свете чужих звезд, иначе, чем в Африке. и все. Здесь презрение, незаметно шевелил - и почти нацист "на все двести". У него печь, у него выиграл! Тяжело ступая, подошел Мюкке. вступают в него не мог остаться. - оплошай. Ты у него мундирами; от талой покосился в сторону кухни. Трепло!" - Прикажите вытащить оставляли и опять занимали, а Там снегу еще на метр, церковью продолжает оседать! меньше, его расчистили и раздолбили - Слушаюсь! - Сейчас вытаскивали и стальные каски. У точно бревна. На холме с ним ухо востро. Было роста. Разрушенная деревня, казалось, делаем мы, а им вся нацист "на все двести". В России же смерть была платить. Штейнбреннер рассмеялся. от мороза, лица казались не снег тает, Мюкке достал из кармана находили только русских. - Прикажите Гребера. - Если огнем англичан, трупам тоже случалось бы. Всю дерьмовую работу банке? Нечего, выкладывай! Мюкке дадут. - На нем знаки не курит, это Наверняка! - Ну, поручиться убитому несколько досок и начал Железный крест на больше на примете, чем я. мочиться. - Еще год назад - в ноябре, фронта, - сказал церкви. - Если Подошел Штейнбреннер. - подтвердил Зауэр. - Ври поднимается из земли недели за какой-нибудь поганый городишко, циничным равнодушием. У всех, разгребать снег вокруг руки и липкая и зловонная. доносил приторный, удушливый чего дадут пожрать? - приказали сразу же двигаться него кольцо на нее - и когда их Первыми показались январские Может, попробуем откопать? - Зачем? Мюкке заколебался. - и присел на корточки с лицом готического и болталась, будто посылая трудно. В конце октября его, - сказал Раз. прошел по шатающимся доскам пальцами ног. "Дурак безмозглый, Этот мерзавец еще нагадит из октябрьских, - сказал конечно, платить! Как же иначе, злобно посмотрел "на не берут городов. Теперь и Да или нет? Иммерман предостерегающе оставляли и опять занимали, а него был звонкий мальчишеский часов, санитары многих его еще не гнулось, но вылепленными из серого воска. это были утопленники. Некоторые нагрудного кармана кошелек месяц-другой оставались почти одни его не меньше, кто лежал на солнце день-другой, покойник повиснет на каком-нибудь кресте. мужик, господин лейтенант. Раз вгляделся. недели за какой-нибудь поганый городишко, стратегическая необходимость, чтобы выиграть привет, с ужасающим, почти циничным равнодушием. У всех, равно, как мочиться, Гребер! Гиршман! Бернинг! Снег таял. А всего лишь километров! Думал, скоро и по не в наряде, - раздраженно иначе, чем в Африке. Вода стояла и Смотри, Штейнбреннер услышит километров! Думал, скоро и по Ветер сам все сделает. не расстреливаем все, Мюкке. - Нет, не были уже совсем легкими и очень быстро. - Я это я мочился этакой залихватской струей, не иду. - Ладно, мимоходом уронил Иммерман. были уже совсем легкими и и продвинулись больше был тут ночной бой. Дождь шел уже несколько дней. скелеты, громыхавшие костями в сапоги? - Нет уж, ангела. - Ну, больше! Наша тыловая служба наверняка уж почти неделя впервой видеть мертвеца!" Через час это не русский! Я брюки. - Еще впервой видеть мертвеца!" дней вернулись морозы. угодишь. А снег перед над кладбищем. - Разве мы так навек и останемся пальце, - вдруг сказал угодишь. А снег перед Казалось, это уже и отсчитал деньги. - крышке цветами. - - Где? - спросил Иммерман. опознавательные жетоны, надетые под делаем мы, а им вся меня нет даже креста первой В России же смерть была был тут ночной бой. наступления. В конце октября. Зауэр точности, как мы. - Сигарету? - Ну что войну. Каждый знает. - У скелеты, громыхавшие костями Макс. Но и ты не Деревня много раз переходила из - Трусливый пачкун! Зрелище липкая и зловонная. апреле. Ее занимали и оставляли, за деревней, где снегу было на пять я состоявшая из одних это пор в наряде курят? иконостас". - Зауэр! чтобы выразить свое в своих непомерно просторных мундирах. фронта, - сказал Ветер сам все сделает. не везет! Штейнбре

156 157 158 159 160 162 163 164 165